Жил у нас в деревне, на самой окраине кузнец. Мыколой звали. Мужик хороший да рукастый. Вот только страсть как медовуху любил. Бывало пригонят ему телегу подлатать, он колесо-то снимет, к стене привалит и вроде как за дело берется. То да сё, да к бочонку между делом прикладывается, а там уж и не до работы. Бабы придут, им поутру на базар ехать: телега без колёс, а Мыкола спит сном богатырским. Бабы причитать да зарекаться, аж уж ничего не поделаешь. Меня подрядили однажды на базар ехать. В дороге все уши прожужжали: "Мыкола то, Мыкола это, такой-сякой-растакой!" Довёз их с Божьей помощью, вздохнул свободно, да и не только я. Вот уж правду люди говорят: "Баба с возу - кобыле легче". Притомился. Решил прикорнуть чуток, да так и спал, пока "поклажа" моя не вернулась.
Опять базар подняли, только уже на радостях, с покупками да с подарками. И меня пряником угостили, подсластили долюшку мою. А Пелагея-то наша громогласная и говорит: "Был бы Мыкола заместо тебя - побёг бы на медовуху менять". А мимо телеги старушка проходила. Как услышала пелагеины слова, оборотилась: "Ох, девоньки, знаю беду вашу. Вы Мыколе подарочек сделайте, оно завсегда приятно. Да хоть бы этот чугунок", - и Пелагее протягивает. "И в хозяйстве пригодится. Глядишь, за ум возмётся". Вскоре после того базарного дня понадобилось мне косу отбить, а кто поможет, как не кузнец? Ещё издали заприметил: сидит Мыкола на завалинке и в руках вертит чой-то. Я и в калитку войти не успел, а он уж встрепенулся, бежит навстречу. "Рассуди, - говорит, - дедушка родненький, ума не приложу, что в избе у меня деется.
Намедни бабы пришли, думал, бить будут - телегу-то я им не справил. А они хохочут и чугунок мне преподносят, вари, мол, кашку да сил набирайся. А у меня голова гудит позвонче чугунка, и мысль только одна... Подарок я в сени сунул и к пасечнику побежал. Воротился с добрым бочонком, а в избе - разгром, как Мамай прошёл: вся посуда на полу, ни кружки целой, ни миски. А тут на беду ещё и бочонок протёк, как рассохся весь! Я в сени, авось чугунок целый: и впрямь, стоит-поблёскивает. Что донёс, то в него и вылил. Отвернулся только бочонок поставить, глядь - а чугунок полон каши! Я от удивления аж мимо скамьи сел... А кашка-то наваристая, с маслицем, дух по избе пошёл, аж слюнки потекли. И из чугунка ложка так зазывно торчит, что не удержался я, как в забытьи всю кашу смолотил. Подобрел, голова гудеть перестала. Опосля до вечера порядок в избе наводил да думу думал - как так?.. Наваждение, не иначе...
А сегодня поутру опять к пасечнику засобирался, бочонок худой вернуть, да пальцем пригрозить. Пасечник препираться не стал, и , чтоб дружбу не терять, другой бочонок мне подсуропил. Я только порог избы переступил, так у бочонка дно и выпало. Вот те и на! В горницу вошёл - а там на столе чугунок с кашей. И ложка торчит. Ну, хоть пообедаю. А сам думаю: "Что за чудеса со мной деются?" Стоит Мыкола, жалостный такой, в чугунок смотрит, чуть не плача. А я ему: "Дык каша, поди, пользительнее медовухи будет? Вот тебе коса, поправить надобно. А чтоб ты в срок работу справил, мы тебе энтот чугунок на плетень повесим как напоминание". С того дня исправился Мыкола, дружбу с медовухой водить бросил. Со временем и семьёй обзавёлся. А деревенские, коль работа срочная, ему чугунок на плетень вешать стали.
|